Цветана, рад, что нравится)
Я видел атлас ночного неба и малый ковш на твоей руке. Я помню страны, в которых не был, набойкой стёртой на каблуке. Ты улыбалась легко и тихо, и звёзды таяли на заре. Сусальным золотом облепиха цвела на брошенном пустыре.
Смеялись грузчики ресторана над шуткой старого рыбака, и запах жареного каштана бродил по улицам городка. А мне хотелось задёрнуть шторы и рисовать на твоей спине Пекин, бамбук и большие горы, огни сигнальные на Стене.
Я помню страны, в которых не был, по вкусу счастья на языке: вино из Крыма с домашним хлебом и чай калмыцкий на молоке.
А Солнце брызгало перламутром, и мы искрились в его лучах...
Я в свой рюкзак запакую утро и понесу его на плечах.
© Анна Сеничева
***
Вечер в реке утопил звук
Сонных машин и зажег свет
Мягкий и влажный. Луны круг
Виснет на ветке ольхи. Нет
Ни воздыханий, тоски нет.
Просто неясная грусть-тень,
Словно предчувствие тех лет,
Что не минули еще; тех
Несостоявшихся снов, встреч,
Ради которых пока жив.
Каждое слово твое, речь
Тихой реки и наклон ив
Только и ради того, чтоб
Вечер однажды сгустил даль,
И твои руки согрел тот,
Кто безнадежно тебя ждал,
Кто продирался к тебе, пел
Песни твои и стонал от
Боли твоей и грехов, дел
Вольных, невольных. Смотри: вот
Вечер в реке утопил звук
Сонных машин и зажег свет.
Слушай руками тепло рук
Друга, которого нет… нет.
***
Мяч был подарен на пятое лето жизни.
Теннисный мячик — прыгучий, веселый, яркий.
Можно сознаться: ты рад ему был, как шизик.
Собственно, что? Как обычный пацан подарку.
Если во двор — обязательно с ним в кармане.
Круглый резиновый друг непременно нужен
В каждой игре. Он по окнам летал — нормально,
Кошек пугал и прикольно скакал по лужам.
Взрослые ели, смеялись, ловили рыбу —
К озеру съездили как-то в конце недели,
Теннисный мячик случайно в кусты упрыгал
И оказался навеки тобой потерян.
Прошлое дело — в подушку ревел ночами,
Мать обещала конструктор купить в апрашке,
Не понимала причин, глубины печали:
Мячику там одиноко, темно и страшно.
Вырос, окреп и давненько страну покинул,
Детские беды теперь вспоминать забавно.
Хуле: успешен, женат и вообще — a winner! —
Жизнь протекает размеренно, четко, плавно.
Только обхватишь (эх, Бродский) рукой колени,
Куришь полночи, сосешь потихоньку пиво,
Зная, что где-то на той стороне вселенной
Мяч до сих пор одиноко лежит в крапиве.
Антон ©ергеев
Цветанa, всегда пожалуйста)
Странная, цепляет.
ШАМАН
Старый шаман на закате прядет карусель —
Как полотно, гобелен, как картину, как песнь.
Лошади, птицы, собаки фигурки людей
Кружат под музыку флейты на ржавых лучах.
Старый шаман так скрывает любимых друзей —
Прячет, спрядя. Как иначе ему защищать
Хрупких и гордых счастливцев, небесных детей?
Старый шаман долго пристально смотрит в углы
Книжных шкафов, луговых троп, оврагов и гор.
Тени в углах неизбежно черны и остры.
Тени извечны и знают, что солнцу конец.
Где-то однажды не станет ни звезд, ни луны —
Тени тогда прокрадутся по стылой земле,
Острым серпом замахнется дождавшийся жнец.
Нить выбирает и хмурится старый шаман,
Колет по пальцам его костяная игла.
Плечи дрожат, и ладони устали от ран —
Впрочем, он очень спокоен, и тени в углах
От безнадеги тихонько и горько скулят.
Новое солнце рождается в древних руках —
Перерождается, если вернее сказать.
Старый шаман пред рассветом стоит у окна.
Дым ускользает в открытую форточку дня,
Ниток обрывки лежат на дощатом полу.
Он оглянется, оскалившись лихо теням,
Свившимся в грозные тучи на каждом углу.
В трубке с последней затяжкой истлеет табак,
Об пол ударится старый вишневый чубук.
...старый шаман выткал нам карусель. Посмотри:
Лошади, птицы, собаки, фигурки людей,
В центре — круг солнца с лучами на месте цепей.
Видишь? Вот там, на лошадке,
под солнышком, —
ты.
© Ярк
Классссссс!!!! Странная, Хэм, спасибо!!!!
Цветана, пожалуйста, всегда приятно делиться чем-то прекрасным)
Как и всегда, великолепные стихи. Но, боже мой! Отчего все хорошие стихи так грустны...
Волк, говорят, что одним из основных стимулов творчества является печаль.)
Ты пахнешь шиповником, медом и мятой,
Мой дым сигаретный вдыхаешь обратно,
Ты вся из полосок сентябрьского света,
Ты пахнешь шиповником, медом и летом.
Ты пахнешь наутро чуть смятой постелью,
Рисунком гуашью, наброском пастелью…
Твой кофе дымится в надтреснутой кружке…
Ты пахнешь наутро чуть смятой подушкой.
Ты пахнешь руками, отнюдь не моими,
Ты каждую ночь все твердишь чье-то имя,
Что облаком пара висит между нами…
Ты пахнешь до боли чужими руками.
© Юта Кнабенгоф
Здесь нет врагов, тем более — соперниц,
Я для тебя как старшая сестра.
Нас можно опознать по странным песням,
Московским крышам, питерским дворам.
Ты, как и я когда-то, веришь ласке,
Бежишь за белым кроликом в метро…
И как бы ни была глупа развязка,
Я в ней с тобою, в общем, заодно.
Учиться лучше по чужим подсказкам
Без пересдач, провалов и обид.
И как ты ни кури в его рубашках
В моей груди уже не заболит.
Перед тобой все явки и пароли,
Бери скорей — под подпись и печать…
А если вдруг он позвонит спросонья,
То я уже смогу не отвечать.
Мне хорошо одной на целом свете,
Свобода — это счастье дурака.
И дай вам Бог не сочинить об этом
Ни одного еб***его стиха.
© Юта Кнабенгоф
[ Босая ]
Год пройдёт, и где она будет ходить босая,
с кем найдёт себя утром, слепящим, кофейно-тёплым?
У неё не растёт бонсай, звучит ассаи, по-шпановски и питерски; ночью потеют стекла, подоконник вмещает кошку и луч фонарный, дребезжащий свет от фар иногда по стенам пробегает, а стекла дышат туманным паром, и она засыпает, надумавшись, постепенно. Ей все время с шестнадцати где-то по девятнадцать, ей хотелось бы здесь остаться, нагреться теми, кто сегодня умеет заставить ее смеяться, ставит чайник и прижимается телом к телу. Пусть так будет: босая нежность, чуть-чуть ассаи - за картавые ноты цепляется больше счастья, утро режет глаза, но включаются небеса - и что-то важное собирается в ней начаться.
Обязательно
собирается
в ней
начаться.
© Лина /ЛиС/ Сальникова
...А таких, как я, легко выделить среди прочих:
через морду наискось лежит белый росчерк,
словно шрам или ангелово крыло коснулось.
Серебрятся шерстинки, уши прижаты низко,
В горле гулкое эхо рычания — не зажмурюсь,
Буду долго смотреть в огонь, ловить пастью искры,
Клеветать на себя, на прошедшие чернью тучи
И на гром (без него, как ты знаешь, гораздо лучше),
Снег разрою лапами, клубочком свернусь когтистым,
Приоскалюсь наледью, пушистым хвостом укроюсь,
Чтоб всю ночь продремать, прислушиваясь вполуха.
Утром вновь заведу невиданную потеху:
Расшвыряю снега да ветра отпущу по свету,
Пронесусь среди сосен и елей, ступая глухо,
Ледники прочерчу на вершинах у самой сини
(мир чуть-чуть станет ярче, сильнее, мудрей, красивей),
медвежатам под бок уложу мха, под нос — малины,
чтобы не огорчались, когда солнце их разбудит.
Подойду и к жилищам, морозным когтем — по окнам,
Снег лежит сероватый, некрепкий и странно блёклый.
Загляну к человеку за тонкие рамы-стёкла,
но уйду, и шерстинкой не показавшись людям.
Так всегда в преддверии бурь и холодных истин:
Я ношусь по свету, студёный, клыкастый, быстрый,
Время двигаю вспять (и вперед, ведь нельзя иначе),
Утешаю метели, когда они громко плачут.
Мне отмерено срока лишь до перелома века.
После снова очнусь с похмелия — человеком,
Буду долго искать ботинки и время года,
Слушать звон капели, опаздывать на работу,
Рисовать на листах, как на окнах морозом, письма,
К ледникам с рюкзаком подбираться до боли близко,
Разводить костры средь снегов, клеветать на тучи.
Но порой, вспоминая случайно, как выл, шерстистый,
как ловил, словно звезды, холодною пастью искры,
как был снегом и ветром, таким непривычно чистым,
понимать, что когда-то бывало гораздо лучше.
© Ярк
Я из другой вселенной,
Мне не понятно как,
Вместо души бесценной
В людях живёт бардак…
Эти сплошные гонки
За ярлыком пустым:
Сокол с нутром цыплёнка
Стать захотел крутым.
Что под одёжкой бьётся –
Новенький твой айпад?
Если твой друг смеётся,
Будешь ли сердцем рад?
Скидки и распродажи,
Акции, супер приз…
Но о любви не скажет
Холод контактных линз…
Я из другой вселенной…
Верю сиянью глаз…
Станет светлей мгновенно,
Если душа – алмаз…
Рай меркантильный, тленный,
Нужен ли он, скажи?
Ценность моей вселенной –
Это размах души…
Автор - Ирина Самарина-Лабиринт
Хороший стих, правильный.
Юзек и Магда
Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:
«Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался...»
Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.
Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.
Потом возвращается, смотрит, а постель совершенно пустая,
— Что за чёрт? — думает Юзек. — Куда она могла деться?..
«Магда умерла, Магды давно уже нет», — вдруг вспоминает,
И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем...
Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.
— Юзек, я открою окно, ладно? — шепчет ему на ушко,
Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,
Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.
— Хочешь пить? — а никого уже нет, никто уже не отвечает.
«Он же умер давно!» — Магда на пол садится и воет белугой.
Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.
А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.
Елена Касьян.