Человек эпохи вырождения. Глава 2

Погруженный в свои мысли, я не заметил, как случайно толкнул его, идущего мне навстречу. Не заметил, как толкнул, не заметил: какое действие это оказало на него, я вообще ничего не заметил. А он только посмотрел мне вслед молча… Он уже достаточно долго побродил в этом новом для себя мире… Он шёл по улицам неизвестного ему города, но всё вокруг казалось ему таким знакомым. Он не был на земле две тысячи лет. Окружающее здорово изменилось за этот срок. Ещё более загаженные трущобы сменялись ослепительным великолепием неоновых и электрических огней игорных домов, клубов и множества баров. Пыльные, местами битые стёкла полувековых непристижных кварталов чередовались с натёртыми до зеркального блеска окнами банковских учреждений. Всё изменилось до неузнаваемости. Но он узнавал. Узнавал людей, снующих по этим улицам. Они ничуть не изменились в своих проявлениях, лишь ещё больше усугубив их. Те же сытые, самодовольные купцы, пытающиеся купить себе счастье, которого у них нет за деньги, которых не счесть. Те же блудницы, продающие то, с чем иные, очень немногие не расстануться ни за какие богатства… И те и другие заблуждаются. И разбойники – они те же, что и прежде – особая раса людей, для которых не существует ничего святого. Только раньше они не были лицемерами – не одевали на себя маску добропорядочности, не создавали себе принципов, отрекаясь от них по необходимости. И много-много других разных людей. И все они поглощены самими собой, своими проблемами, своими делами, своими мыслями… Они не видят ничего, вне их маленького кокона, который они плетут для себя всю жизнь. Совсем как вот этот парень толкнувший его, пять минут назад. Он кажется даже не заметил этого. *** Смеркалось. В это время года вечер настаёт так рано и так быстро. Иногда вечер приносит успокоение. Почти полный покой. Но не сейчас. Я бесцельно бродил по улицам и кажется заплутал. Впрочем я не замечал, что хожу кругами. Потому что был погружен в свои размышления. Я очень часто с головой уходил в них. Когда-нибудь, быть может, я уйду в них настолько, что не замечу, как окажусь на проезжей части, не замечу проезжающего мимо грузовика. И вокруг, может быть, будет ещё много таких же, ушедших в себя людей, ничего не замечающих вокруг… Суетящихся, копошащихся в своих маленьких заботах, прожигающих свою никчемную жизнь… Не замечающих подъезжающий локомотив, скрипящий тормозами… А наутро стандартная колонка в местной газете: «Ещё несколько добропорядочных граждан ушли в себя и не вернулись оттуда» Возможно так и будет. А пока я шёл и размышлял о бестолковости, бессмысленности и бесперспективности ныне происходящего существования. Существование, которое нельзя называть жизнью – потому, что жизнь – это развитие. У жизни должно быть будущее. А у того, что происходило вокруг – не было, не могло быть будущего. Для чего всё? Мы рождаемся, учимся, работаем…ищем смысл… вступаем в брак, плодим детей, и в подавляющем большинстве, начинаем видеть свой смысл в том, чтобы вырастить этих детей, чтобы они также как и мы учились, работали, искали смысл, вступали в брак… И точно так же, как и мы, находили свой смысл в детях… Другие видят смысл в сколачивании больших состояний… Или власти. Но состояние нельзя унести с собой в могилу, оно не может пригодиться в загробном мире. На него даже нельзя купить себе счастье или здоровье – сколькими бы нулями оно не измерялось. А власть так зыбка и мимолётна… Роботы – пустые как банка из под шпротов…Кучки разрозненных фанатиков, строящих эфемерное светлое будущее – будь то социалистический или демократический строй, или религиозный культ… Я не хочу….Не хочу…НЕ ХОЧУ, чёрт подери жить в таком мире, такой жизнью! МЫ все заслуживаем лучшего – большинство из нас. Мысли были даже не мрачные – они были беспомощные и безнадёжные. Я мельком взглянул на покрытый рыхлым льдом тротуар…Мне показалось, что я уже где то видел замызганного бедолагу, который лежал там в бессознательном состоянии и замерзал. Память попыталась отвлечь меня от моих мыслей, и заставить меня вспомнить сегодняшний день. Где я мог его видеть? … Но я давно уже научился усмирять свою память – так же, как научился затыкать рот своей совести… Тому, что от неё осталось. Секундный порыв подойти и хотя бы выяснить в чём дело, быстро сменился услужливой мыслью, «А если ему и плохо, то что я могу сделать? Наверняка и без меня люди разберутся. Не может же никто не отреагировать» Я ещё мельком взглянул обратно, отойдя уже метров на сорок. Над забулдыгой и в самом деле склонился человек… Всего один. Чудной какой то…